Зима в этом году удивила. Разговоры о погоде уже не просто повод начать беседу, а очень серьезная тема для обсуждений, в попытке выяснить: почему так происходит, сколько еще будет продолжаться и стоит ли волноваться? Прогнозирование погоды — сложный процесс, зависящий от большого количества данных, поэтому результаты часто не совпадают с реальностью.

К сожалению, зимы уже не то, что прежде. Климат меняется прямо на наших глазах -температура выше, осадков меньше и январь этого года не то ноябрь, не то март. Предлагаем вам познакомиться с отрывком из очерка Василия Васильевича Селиванова (1813-1875 г.г.) — писателя и земского деятеля, уроженца Зарайска, который описывает зиму позапрошлого столетия в своем произведении «Год русского земледельца: Зарисовки из крестьянского быта. Зарайский уезд Рязанской губернии». (Орфография и пунктуация сохранены).

•••

Проснувшись на утреннемъ разсвѣтѣ, и протерши глаза, земледелецъ смотритъ въ окно…  и радостію сіяетъ лице его. Снѣгъ валитъ хлопьями; и крыши сараевъ и избъ, и дворъ, и улица — все покрыто снѣгомъ, ослѣпительной бѣлизны. Куда дѣвалась осенняя грязь, чернота, мрачность? Все надѣло чистую, бѣлоснѣжную сорочку, словно новоокрещенный младенецъ. <…>

И такъ зима! На дворѣ трещатъ морозы. Зады, т. е. заднія стороны деревень, на которыхъ расположены обыкновенно гумна и риги, засыпаны подъ самыя пелены крышъ сугробами, и нерѣдко случается, что этотъ привалъ сливается въ одинъ бугоръ съ покрывающимъ крышу толстымъ слоемъ снѣга. Вся природа находится будто въ какомъ-то оцѣпененіи. Веселая рѣчка сначала покрылась тоненькимъ прозрачнымъ ледкомъ; но мало по малу, мятели да вьюга занесли ледъ снѣгомъ, и рѣчки какъ не бывало. Мертвенно-тихо оцѣпенѣлъ и всегда-то тихій прудъ, и безжизненно торчитъ надъ нимъ,  поднимаясь изъ сувоя, темный оставъ старой ветлы, такъ роскошно когда-то дремавшей въ теплыя лѣтнія ночи, отражаясь словно въ зеркалѣ въ зеленой мутной водѣ, изъ которой во множествѣ, бывало, торчали, то скрываясь, то вновь появляясь на поверхности, головы пучеглазыхъ обитательницъ тины и болотъ лягушекъ, оглашая далеко окрестность шумнымъ кваканьемъ. И поле, и холмъ, и долина, и вся окрестность — и что только глазъ можетъ окинуть, все-то покрыто снѣгомъ»; и на этомъ необозримомъ бѣломъ покровѣ, только одни лѣса темнѣютъ черными пятнами: все какъ будто уснуло сномъ непробуднымъ. Даже и солнушко не часто радуетъ землю своимъ появленіемъ, а, если когда и вздумаетъ посіять на радость людямъ, то ciяетъ не но лѣтнему:  нѣтъ отъ него тепла, лучи его не растапливаютъ длинныхъ ледяныхъ сосулекъ, висящихъ по краямъ крышъ; не согрѣваютъ даже замерзающихъ и уже побѣлѣвшихъ отъ мороза щекъ прохожаго, идущаго противъ вѣтра, да и само-то солнушко, какъ будто стыдясь своего безсилія, или не шѵтя боясь озябнуть, далеко не достигая того мѣста, гдѣ оно обыкновенно привыкло лѣтомъ садиться, спѣшитъ поскорѣй укрыться на югѣ, забывая нерѣдко въ торопяхъ, на блѣдно-сѣроватомъ вечернемъ небѣ свою багряницу, или, по просту сказать, багряную зорю, предвѣстницу стужи еще сильнѣйшей.